МЕЛОДИИ ПРАКТИЧЕСКОЙ ВЕСНЫ
(фрагмент статьи)

Анна НЕМЗЕР,
"Русский журнал", 15 апреля 2005 г.
оригинал лежит здесь

Леонид Фёдоров, Владимир Волков. "Таял" (С) 2005...Как будто проконсультировавшись с синоптиками и подгадав лучше не надо, Леонид Федоров и Владимир Волков выпустили диск "Таял". По сути дела, это попытка подведения итогов за определенный период трудовой деятельности. Каковая деятельность была обильна разными творческими альянсами. Федоров, оставаясь лидером "Аукыона", ищет сотрудничества, понимая, что группа, как бы хороша и любима поклонниками она ни была, всегда создает каждому музыканту рамки корпоративной зависимости. Отсюда - то союз с контрабасистом Владимиром Волковым, то философически насыщенные проекты с композитором Владимиром Мартыновым, то давняя дружба с поэтом Анри Волохонским и такая же дружба, а теперь светлая память об Алексее Хвостенко. Сумасшествие и красота всех этих альянсов состоят в том, что "голоса" музыкантов сливаются воедино и не утрачивают уникальности. Доказательством тому - "Таял".
Это очень "федоровский" альбом, наполненный теми до боли знакомыми интонацией и мелодикой, которые полностью устроят давних поклонников "Аукцыона". Заглавная композиция (в двух вариантах, гитарном и симфоническом, условно говоря) и медитативный напев "Холода" - это Федоров как он есть. И загадка его в том, что он ошеломляет зрителя-слушателя, даже если не меняется ни на йоту - я не знаю другого музыканта, который мог бы себе это позволить. Здесь Федоров этим преимуществом не воспользовался. "Таял" - это диск новый и неожиданный, принадлежащий очень разным музыкантам. Блистательный Волков написал музыку к восьми из двенадцати песен и играл здесь не только на контрабасе, но и на синтезаторе, фортепиано и перкуссии. Анри Волохонский начитал несколько своих текстов. Владимир Мартынов шарахнул и по мозгам, и по нервам кошмарной композицией "Бен Ладен", заставив слушателя забыть о прежних, куда более спокойных мартыновско-федоровских проектах.
В одном из интервью Федоров сформулировал важнейший свой творческий принцип: "Есть песня, текст найдется". Художественным достоинством текста становился не смысл, а фоника; божественная глоссолалия оборачивалась музыкой. По этому принципу строится большая часть нового альбома. Слово не существенно, оно теряет суть под напором федоровского вокала и приджазованных басовых синкоп, под градом цитат (от Малера до Высоцкого), под страстью скрипок. Заглавие становится фонетическим облаком "таял". Оно как бы невзначай мелькает в композициях и проливается то синтезаторной капелью Волкова, то рефреном из песни Федорова, то однокоренным образованием в "Последней видимости" Волохонского. Но тут парадокс - сталкиваясь с феноменом Волохонского, принцип "блаженного-бессмысленного слова" начинает таять на глазах. Стихи Волохонского - это история, требующая отдельного осмысления; их можно любить и не любить, как можно любить и не любить Хлебникова, Хармса, Олейникова и любого другого поэта. Стихи Волохонского самостоятельны.
В композиции "Дребезжать" вроде бы верность федоровским традициям налицо: самый голос Волохонского, старческий, надтреснутый, равнодушно повторяющий свое заклинание, и оказывается магическим неповторимым инструментом. Но в случае с композицией "Последняя видимость" или с "Молитвой святого Франциска Ассизского" слушатель вынужден признать: текст не становится фонетическим дополнением музыки. В первом случае происходит перемена мест слагаемых с предсказуемым результатом. Поэтическая доминанта здесь настолько очевидна, что теперь уже деликатно самоустраняется мелодия, превращаясь в фон. Гимн "Франциск" (абсолютная кульминация альбома) вынимает из слушателя душу. То нытье, то надрыв скрипок (ансамбль Opus Posth), то бабий плач, то птичий грай (хор "Сирин") - и мерный скрежет голоса, начитывающего молитву. Все это требует такого внимания и напряжения, такого мгновенного отрешения от себя, что слушатель, и без того уже оглушенный девятью предыдущими композициями, шалеет совершенно.
Сложно говорить сейчас, что альбом гениален. Такие вопросы решаются потомками и, на радость Мартынову, как правило, после смерти автора. Кто-то скажет, что это захватывающе здорово. Кто-то вдруг услышит в альбоме лирическую простоту - по сравнению с прошлыми штудиями Федорова со товарищи. Можно добавить, что пережить этот альбом, освоиться с ним и смириться - дело нелегкое. А дальше - все только начинается.

Обсудить в форуме

[Назад]

TopList Rambler Top 100Rambler's Top100